По дороге из Хаттусы в Анкару мы еще думали — заезжать или нет в Каледжик Kalecik. Снег, метель — скорее бы куда-нибудь в тепло. Но по дороге облака разбежались, как и не было, снег исчез — его действительно вообще не было ближе к Анкаре, настроение стало веселее, а когда на горизонте замаячила скала, увенчанная крепостными стенами — наши сомнения развеялись совсем.
Как же хорошо, что мы заскочили в этот город и увидели и почувствовали ту турецкую жизнь, которую, как оказалось, мы только краем глаза видели в Искилипе и Чоруме.
Крепость на скале появилась в римские времена, город вырос в период Османов, в 14-15 вв., и в 17 в. был процветающим торговым полисом. Записи Эвлии Челеби (где он только не бывал и о чем только не писал) указывают на присутствие в городе кожаных мануфактур, мастерских медного производства и ткацких цехов. Тогда крепость значительно укрепили, потом она пришла в упадок — кому она была нужна в те времена, когда все военные действия веками происходили за тысячи километров от Каледжика. В 20 веке макушку горы украсили памятником Ататюрку и огромным национальным флагом — вряд ли в Турции есть город без гигантского флага.
В 21 веке крепостные стены отреставрировали, превратив Каледжик в туристический объект. Правда, иностранные туристы здесь почти не бывают — мы были чуть ли не первыми. Поднялись к крепости — вход свободный, оттуда осмотрели замечательные окружающие пейзажи, традиционные черепичные крыши городских домов и мечетей, многочисленные минареты. Сколько же здесь мусульманских храмов? Десятки, и почти все старинные. А население здесь девять тысяч всего.
Каледжик делится на три части — окрестности с новыми современными частными коттеджами, многоэтажный город, наверное 80-х годов постройки, и старая часть, ну очень старая — османская двухэтажная жилая застройка, разбавленная старинными мечетями. Вот именно этот район нас и заинтересовал.
Сотни старых больших домов, которые иногда стоят отдельно, но в большинстве пристроены друг к другу, формируют узкие суперколоритные улицы. Кривые стены, возведенные из глины и кривых дубин, часто дырявые, кривые окна и двери, прессованный помет под стенами, который, наверное, прессует и сушит какое-то предприятие, так как все они одинаковой формы и размера. Это топливо. Навозом топят, подумалось тогда, какое-то варварство. Живут в дырявых лачугах, вместе с курами и козами, но над каждой поднимается спутниковая тарелка, в каждую подведена металлическая труба – наверное, централизованный водопровод. Под некоторыми домами стоят довольно симпатичные новые машины, из дверей выходят аккуратно одетые люди, совершенно не бомжацького вида хозяйки несут домой продукты… Турция парадоксальна. Трудно понять, что нужно этим людям, почему они могут жить в такой помойке, создавать вокруг себя помойку, но оставаться добрыми и искренними, приятными людьми, которые совсем не похожи на бродяг — казалось только бродяги могут жить в таких лачугах и топить навозом.
Обедать мы пошли туда, где едят местные жители — всегда стараемся придерживаться такого принципа. Если едят местные — всегда вкусно, если едят туристы — то адаптировано и малопитательно, типа пародии на Макдональдс. В Каледжике местные сидели в заведении с надписями «Пиде» и «Лахмаджун». Само здание похоже на советский пункт приема стеклотары — металлический каркас обит фанерой или ДВП, или оргалитом каким-нибудь, с большим витринным стеклом, на котором и были соответствующие надписи. Внутри много местных мужчин и очередь у кассы. Это то что надо — здесь будет вкусно, особенно если есть лахмаджун. Его мы и заказали сразу по две штуки, и айран, конечно.
Представьте себе пиццу, но в несколько раз более тонкую, без сыра и грибов — это и есть лахмаджун Lahmacun. Здесь тонкий корж — вроде большого блина, но плотный, намазывается мясным фаршем, преимущественно бараниной, реже говядиной, с огромным количеством зелени, специй и с помидорами — отправляется в печь на 5 минут. Причем, чаще всего это все делают прямо при тебе.
У армян есть блюдо лахмаджо, а у арабов — Лахму би-аджина, что в переводе означает «мясо с тестом», поэтому следует считать оригинальным именно арабский вариант, затем турецкий и армянский, а уже потом итальянский. Говорят, что венецианцы и генуэзцы позаимствовали блюдо у арабов, а уже на Аппенинах еге усовершенствовали, превратив в пиццу. Сами итальянцы это отрицают — говорят, что пицца известна со времен римских императоров и патрициев. Мол, после громких барских банкетов, беднота сметала со стола остатки и запекала это все в тесте. Кто знает. Для меня не принципиально. Но лахмаджун по вкусу ничуть не похож на пиццу, ни тестом, ни начинкой. Он другой, но не менее вкусный.
Правильный лахмаджун весит около 150 граммов, поэтому все мужчины заказывают два. Много народу берут с собой в пакетах, по пять-десять штук. Айран и много зелени. Корж печется без дрожжей на закваске — это тоже важно. Ежедневно я бы такого не ел, но несколько раз в неделю можно, потому что это вкусно.
Когда пытаешься понять жителей Каледжика, приходишь к выводу, что их действиями руководит вера. Ислам. Мечетей полно же. Земная жизнь — это лишь капля по сравнению с тем, что будет после, поэтому мусор — не самая большая проблема, кривые стены и помет — тоже. Но эти люди совсем не похожи на религиозных фанатиков. Может это просто такие традиции? Кто знает.
Текст и фото Романа Маленкова.
